Празднование так называемого 100-летнего юбилея государственности Эстонии, Латвии, Литвы следует расценивать как их сугубо внутренние мероприятия. Признание этих государств Советской Россией произошло несколько позже - в 1920 году. С юридической точки зрения до 1920 года Прибалтика - это территория с неопределенным политико-правовым статусом. Именно так эту территорию рассматривали все ведущие державы и прочие страны. Более того, Министерство иностранных дел Российской Федерации еще в конце прошлого века детально аргументировало позицию по непризнанию континуитета, так называемых «первых республик», так называемым «третьим республикам».
Официальная позиция Российской Федерации заключается в том, что эстонская, латвийская, литовская государственность - это период с 1920 по 1940 год и с 1991 года по настоящее время – 47 лет.
Признавая определённую географическую, историческую, политическую преемственность, так называемых первых республик, советским республикам, а также существующим государствам, мы категорически отрицаем континуитет, то есть непрерывное существование республик, провозглашенных в 1918 году и получивших международно-правовой статус в 1920 году, по отношению к современным государствам. Сказанное не означает целесообразности и необходимости изучение политических процессов в Эстонии, Латвии и Литве в контексте политических циклов, и прежде всего, эволюция демократии и суверенитета в указанных государствах.
Цикличность политической истории государств давно стала предметом научных исследований, однако для государств Прибалтики постановка данного вопроса характеризуется значительной новизной. Определенным оправданием является то, что это государственность между 1918 и 1920 годом празднует свой столетний юбилей, из которого, почти 50 лет приходится на годы Советской власти.
Данные исследовательская задача носят не только академический, но и сугубо практический, в том числе прогностический характер. Необходимо понять происходящее в Таллине, Риге и Вильнюсе. Следует определить, является ли отказ от суверенитета, деструкция демократии случайным результатом трудно предсказуемых глобальных и региональных процессов, или же происходит нечто предопределенное всем ходом исторического развития этих государств.
После распада Российской империи и Советского Союза государства Прибалтики прошли этап тяжелой социальной и экономической трансформации. Указание на фактор болезненных трансформацией предполагает поиск причин сложившейся ситуации в экономике, политике и идеологии в советском прошлом. Однако на самом деле именно «российское и советское прошлое» создало возможность достаточно эффективного социально-экономического развития в Прибалтике в те годы, когда на остальном постимперском и постсоветском пространстве был масштабный кризис.
Присвоение и приватизация имперского и советского наследства в Эстонии и Латвии была осуществлена по этническому признаку. Что и стало, в конечном счете, основой формирования действующей модели политического класса Эстонии, Латвии, Литвы. Состоялся «новый класс» именно на присвоении имперского и советского наследия, как в плане захвата власти, так в плане захвата собственности. На первом этапе были ограблены представители не титульных народов, на втором «под раздачу» пошли «свои» эстонцы и латыши, литовцы. Данная модель «решения» проблем стоящих перед государством и обществом не является новой. Фактически тоже произошло в 20-е годы прошлого века и привело к формированию авторитарных режимов в середине тридцатых годов прошлого века.
Разница заключается в том, что авторитаризм в так называемых первых республиках прошел достаточно долгий процесс эволюции и не сочетался с формальной десуверенизацией. В конце 20 века десуверенизация была представлена как единственно возможная модель, но была переформатирована в формат Европейского Союза и НАТО. Первый президент Эстонии Леннарт Мери об этом абсолютно открыто и как о достижении (!?) говорил еще в 1997 году. «Мотив «сладостной расплаты» стал «фундаментом нашего национального государства» пишет эстонский историк. Далее К. Брюгеманн ссылается на президента Эстонии Т-Х. Ильвеса, который отмечал «что именно этот нарратив «сладкой мести» в 1930-е годы помешал Эстонии адекватно воспринимать свое место в мире». Впрочем, есть еще одна интереснейшая цитата президента Эстонии Т-Х. Ильвеса: «Вскоре после того, как мы в последний раз с пренебрежением отбросили демократическую систему, мы лишились свободы». Согласимся. История обязательно повторится.
При этом перед элитами новых государств, встала задача легитимации своего статуса и консолидации общества. Подчеркнем, эта задача достаточно естественна и в той или иной мере ее решали не только в Ревеле, Риге и Каунасе, но и Петрограде. Элиты постимперских и постсоветских государств должны были формировать новую политику идентичности, и практики строительства нации или перестройки ее под новые задачи. Что же делать, если «изобретение традиции», и «политика памяти» сталкивается обычным человеческим опытом? В этом случае уничтожают памятники, запрещают книги, бросают в тюрьмы своих и чужих, граждан и неграждан.
В географическом отношении не только Литва, но и Латвия, Эстония сугубо советский конструктор, кубики которого сформировались еще в империи. Но важнее то, что Эстония, Латвия, Литва в экономическом и политическом смысле без Российской империи и СССР не могла состоятся. Государства Прибалтики это продукт сложной эволюции территориально-политической организации Российской империи и советской квази-государственности. Опасаюсь польского влияния в литовских губерниях и немецкого влияния в Эстляндии, Лифляндии, Курляндии императорский Петербург фактический санкционировал национализм малых наций. Парадоксальным образом этим же путем пошел и СССР.
Приведем один пример: Доля эстонцев в населении Эстонской ССР в конце 1980-х гг. составляла 62,5%, их доля среди «руководящих органов» республики была 72%, среди научных работников — 67%, работников культуры и искусства — 84%, в образовании — 71%. Среди студентов эстонских вузов неэстонцы составляли только 20,2%, а эстонцы, соответственно, 79,8%. В 1980-х гг. 70-80% членов Верховного Совета ЭССР были этнические эстонцы, и столько же — в ЦК КПЭ. Этнократии в Прибалтике – результат политики начатой еще в империи и продолженной в СССР.
Отмечая «юбилей» политический класс государств Прибалтики вкладывает все ресурсы в контроль прошлого, искренне считая то, что это гарантия будущего.
Элиты государств Прибалтики будут защищать не свои государства, а себя в этих государствах. Для этого уже готова вся мощь тайной полиции, политически ангажированного суда. Не останется в стороне и армия, предназначенная для борьбы с собственным народом и разбазаривания государственных средств, другие задачи она решать просто не может. Впрочем, на бумаге эстонская армия всегда выглядит иначе, чем в жизни. Это и есть историческая традиция из 1918 года. «Если в немецкоязычных документах говорилось об эстонской дивизии, то в эстоноязычных об эстонской армии».
Серьезные изменения произошли с бюрократией. В «первых республиках» в органах государственной власти и управления находилось значительное количество людей получивших образование в Петербургском и Московском университетах, в военных училищах и даже в Академии Генерального штаба Российской империи. Являясь патриотами национальной государственности, они, тем не менее, несколько иначе, чем их внуки смотрели на вопросы государственного и национального устройства.
В Эстонии и Латвии начала XX века будущий политический класс сдавал квалификационные экзамены на полях сражений в гражданских и внешних войнах. Внуки отцов – основателей оказались циниками и приспособленцами. Феноменальный, но только количественно, чиновничий аппарат воспринимает исторические традиции, как цвет официального костюма на президентский бал.
Некоторые общие тенденции в историческом процессе не означают стопроцентного повторения. Первые республики двадцатых годов прошлого века отличались достаточно высоким уровнем политических свобод, реальной многопартийностью, интереснейшими политическими дискуссиями. В Эстонии, Латвии в меньше степени в Литве, основатели государств являлись в значительной степени носителями левой, хотя и национально окрашенной идеи. Вообще же левые, хотя и не большевики, доминировали в политическом спектре Эстонии и Латвии вплоть до 1924 года. Да и в последующие годы существовал определенный баланс между правыми и левыми.
Постоянно смещаясь вправо, он закончился в середине тридцатых годов созданием диктатур. Подчеркнем, три квази-диктатуры на три государства. Почему квази-диктатуры? С позиций современной политологии, это стандартные диктатуры. Но в 30-е годы прошлого века на фоне фашизма и культа личности в СССР прибалтийские этнократии выглядели не так ужасно.
Формированию авторитарных режимов в Прибалтике способствовала конкуренция между правыми партиями, лишенными конструктивной программы и озабоченными исключительно национальной идеей. Ничего не напоминает? Именно это мы наблюдаем в Эстонии, Латвии, Литве сегодня, впрочем, как и в последние 8-10 лет…